Выпуск 4
Друзья, продолжаем публикации интереснейших отрывков из книги С. Каронина (Николая Елпидифоровича Петропавловского)
«По Ишиму и Тоболу». Сегодня продолжим выдержками из главы II «Очерки землевладения»:
Теперь перейдемъ к возможно точному описанию типической формы землевладения, существующей в Сибири. Для удобства мы разделимъ все угодья на пахотныя, сенокосныя, выгоны, огороды, усадьбы, леса, озера и реки.
Пахотныя земли, ближайшия к деревне, а часто и отдаленныя, находятся в подворном владении, причем количество земли в исключительных только случаях соответствует числу душ, так что по размерам своим эти участки безконечно разнообразны: доходя иногда до 50 десятин, они нередко содержат только одну-две десятины. Верховное право на них принадлежит общине, которая считает их мирскою собственностью; но фактически они являются собственностью домохозяев и передаются на наследству из поколения в поколение. Неравномерность этих участков сильно безпокоит крестьян, но они ждут ревизии.
Другая часть пахотных земель — это те места, которыя почему-либо остались незахваченными. Крестьяне называют их «вольными», потому что их каждый имеет право брать в пользование, хотя въ большинстве случаев с известными ограничениями, на известное только число лет. Мир этими землями распоряжается уже фактически; не стесняя в захвате ихъ на известное число лет, он при случае отбирает их.
Огороды не имеют большого значения здесь, не представляя существеннаго элемента хозяйства. Но в большинстве хозяйств имеются. При этом те огороды, которые непосредственно примыкают к деревне, состоят в наследственном пользовании каждаго дома и совершенно изъяты из сферы власти мира.
Усадьбы и права владения ими соответствуют всему, что сейчас разсказано о других родах угодий. Они также разделяются на два порядка. Усадьбы, на которыхъ стоят собственно дома и другия постройки деревни, находятся в личном владении каждаго домохозяина, переходят наследственно из поколения в поколение, передаваясь иногда даже по духовному завещанию. Если обществу встречается необходимость отвода новой усадьбы под строения новаго семейства, то земля всегда отыскивается среди пустопорожних мест, никем в частности не занятых и принадлежащих вообще деревне.
Другой род усадеб — это заимки с таким правом давности, что ихъ не трогаютъ ни в каком случае, ожидая для их раздела ревизии; они передаются из поколения в поколение и не входят въ круг вмешательства общества.
Леса не являются исключением из общаго порядка. Одни из них с незапамятных времен разделены по дворам, за которыми и закрепились неподвижно. Лежат они недалеко от деревень и отличаются хорошим качеством. Всякий их владелец может безконечное число лет ростить свой лес, но может и до чиста его вырубить, выкорчевать и обратить под пашню или покос, может даже просто опустошить свой участок безпорядочно, и никто слова ему на это не скажет.
Все остальные леса, не вошедшие в наследственные участки по отдаленности или вследствие малоценности, принадлежат к числу вольных. Никто не станет возражать, если крестьянин захочет вырубит из этих лесов какия-нибудь мелочи для хозяйских нужд — оглобли, ось, корягу для дуги или воз прутьев для плетня.
Озера и реки с каждым годом теряют свое значение угодий, вследствие постояннаго уменьшения рыбы въ них. На обыкновенных озерах каждый крестьянин имеет право ловить рыбу сколько может и какими угодно снастями.
Что касается озер рыбных, то мир распоряжается ими на правах общиннаго угодья; отдает их въ аренду или оставляет за собой, эксплоатируя собственными наличными силами всех общинников. Вся деревня составляет артель, в которой каждый имеет известныя обязанности при неводе.
Итак, вот та типическая форма сибирскаго землевладения, которая в большинстве случаев покрывает собою все явления, относящияся к землевладельческим порядкам, хотя иногда целиком и не совпадает с действительным ходом вещей, то удаляясь от общаго типа, то приближаясь к нему.
В сибирской деревне мы нашли общину глубоко сознающею свои верховныя права на землю, но не позволяющую себе вмешиваться в отдельныя хозяйства своих сочленов; мы нашли дух солидарности, своеобразно соединенный с духом свободы для каждой индивидуальности; мы узнали, что во владении своею землей каждый может производитъ какия угодно операции. Пользуясь своим участком неопределенно долгое число лет, на протяжении, по крайней мере, двух поколений, работник не может опасаться за целость произведенных улучшений, не встречая со стороны мира ограничений и вмешательства в его земледельческия работы.